Калабина А.В.

Калабина Анастасия Васильевна

 

Наследство Калабиной

 

Автор: Элла КЛИМОВА

 

 Анастасия Васильевна Калабина родилась в январе ровно сто лет назад. И весь январь 2012 года на химическом факультете Иркутского государственного университета прошёл под знаком её судьбы. Не ищите мистики: химики – сплошь реалисты, давно «упаковавшие» материальное единство всего сущего в строгую вязь своих формул. Тут другое: коллективная память её коллег и учеников по деталям, по, казалось бы, незначимым мелочам старалась восстановить облик этой удивительной женщины.

Профессор Анастасия Васильевна Калабина

…На химфаке день открытых дверей. Заканчивается экскурсия старшеклассников по его лабораториям, но никто не расходится: обещана встреча с заведующей кафедрой высокомолекулярных соединений и органического синтеза, доктором химических наук, профессором Анастасией Васильевной Калабиной. И вот она перед ними – уже немолодая, но красивая, модно одетая, уверенная в себе, готовая к общению. Поднимается юная особа и задаёт вопрос, совершенно не связанный с химией: «Вы сколько денег получаете в месяц?»

Наверное, кого-то эта наивная неуместность сразу бы разочаровала и погасила интерес к сидящим в зале фактически ещё детям. Только не её, умудрённую житейским и преподавательским опытом, а потому снисходительную к оплошностям молодости. Если кому-то интересно, сколько она получает в месяц, – пожалуйста, нет никакого секрета, почему бы не удовлетворить любопытство.

Когда-то Анастасия Васильевна сама рассказала про этот, по её словам, «смешной случай». Мне же более важным представляется не комизм той давней ситуации, а путь, пройденный девочкой из глухого удмуртского села к вершине научного и гражданского признания. Первый шаг обозначен подшитой к личному делу маленькой бумажкой, на которой от руки выведено: «Прошу зачислить меня лаборантом на кафедру органической химии…». С этого «зачисления» началось её восхождение. В университет – через рабфак; к диплому, чтобы была возможность продолжать учиться, — через непрестижную физическую работу; к защите кандидатской, потом докторской диссертаций – через постоянное стремление к новым направлениям в науке и к новым методам исследований в навсегда избранной ею научной специализации – химии виниловых эфиров. Она оставалась учёным везде: и в лаборатории со студентами; и заведуя одной из ведущих тогда на химфаке кафедр – высокомолекулярных соединений и органического синтеза; и в должности проректора по научной работе Иркутского университета; и в кабинете секретаря университетского парткома.

Кстати, кафедра Калабиной слыла чуть ли не самой популярной среди студентов химфака. Ещё бы! Именно на ней всерьёз занимались процессами полимеризации, а вы вспомните: само слово «полимер» звучало тогда, в 60–80-х годах прошлого века, так же завлекательно и дерзко и летало из уст в уста столь же часто, как сегодня это происходит с термином «нанотехнологии». Легкокрылость романтики, конечно, во все времена приподнимает науку над буднями, но силами-то её питает тяжёлый хлеб натужного труда и упрямого поиска. И в этом смысле кафедра высокомолекулярных соединений и органического синтеза на химическом факультете Иркутского классического университета, востребованная самой жизнью, напрямую  сопрягалась с промышленностью Приангарья. Однажды на лекции она сказала студентам: «Без химии нет экономики». И все, кто слушал её, точно знали: фраза брошена Анастасией Васильевной не для красного словца. Впрочем, взгляните на карту нашей области, какой она была во второй половине прошлого века. Усольский химпром, Зиминский химический завод, Ангарский завод химреактивов, наконец, «Ангарскнефтеоргсинтез». Её кафедра, на которой было получено немало новых веществ из угля, нефти, отходов химических производств, которая взрастила сотни химиков-производственников и воспитала десятки кандидатов и докторов химических наук, – эта кафедра и химические предприятия Приангарья, словно компоненты одной сложной формулы, были неотрывны друг от друга.

А начиналась эта вроде бы рядовая «научная единица» университетского химфака задорно, даже дерзко. Формально, конечно, всё укладывалось в обычную схему: кафедру, организованную в 1958 году, доверили интеллекту, знаниям, упрямому характеру Калабиной, ещё не защитившей свою докторскую диссертацию, но полной сил и оптимизма. Много позже о вхождении её кафедры в большую науку и о «выходе в большой свет» промышленности сама Анастасия Васильевна расскажет строгим, свободным от эмоциональной «взвеси» языком: «Это были оригинальные исследования по химии ацетилена, вылившиеся из углехимии и в некотором отношении опередившие аналогичные зарубежные поиски». Но в анналах факультета и, главное, в воспоминаниях тех, кому посчастливилось в пору студенчества, павшего на начало 60-х, быть «приближенными» к новой кафедре, процесс оригинальных исследований, раскрываясь в подробностях, обретает тепло всем понятных человеческих отношений.

То была так называемая «черемховская эпопея». Студенты-химики на местном заводе полукоксования монтируют, нет, точнее сказать, из старого металлического лома, почти хлама собирают опытную полупромышленную установку, без которой новорождённой кафедре высокомолекулярных соединений и органического синтеза никак не обойтись. Заведующая кафедрой чуть ли не через день мотается из Иркутска в Черемхово, не забывая тащить с собою для ребят сумки со всяческой «вкуснотенью». И они вместе сутками не отходят от своего неказистого на вид детища, ловя на себе то скептические, то ироничные, реже – уважительные взгляды заводчан. Её ученики, ставшие впоследствии её коллегами, Людмила Яковлевна Царик, Валерий Александрович Крон, Тамара Игнатьевна Бычкова, Виктория Александровна Круглова, Галина Ивановна Дерябина – всех и не перечислить, – вспоминают ту пору как самую светлую в их студенческой молодости. Спустя три года, в 1961-м, чтобы продолжить исследования, они из такого же отслужившего век металлолома на том же Черемховском заводе полукоксования собрали ещё одну полупромышленную установку. Вот только заводчане уже не отпускали в их адрес насмешливых замечаний: по сути, они оказались свидетелями становления принципиально нового направления в науке – химии виниловых эфиров ароматического ряда. Метод, разработанный тогда на собранных «из ничего» установках, позволил выделить из первичной смолы черемховских углей более 20 индивидуальных фенолов. Что до открытий, «в некотором роде опередивших аналогичные зарубежные поиски», то тут достаточно только одного уточнения: лишь спустя полтора десятка лет после «черемховской эпопеи» американская компания «Вестингауз» объявила о развёртывании последовательной программы исследований в области плазменной технологии прямого синтеза ацетилена из угля.    

Хорошо известный в своих кругах химик Владимир Григорьевич Розинов сравнивал энергичность характера Калабиной и жадность её мысли с «манерой Резерфорда». Она и впрямь была сродни беспокойным, вдумчивым и прозорливым учёным, чьи имена определяли целые эпохи в науке. Во всяком случае, такой, как у них, дар предвидения в полной мере был свойственен и ей.

Однажды на её кафедру пришла группа студентов-физиков и предложила свои, физические, методы исследования органических веществ. И тут началось: доставалось новое оборудование, «выбивались» ставки, выкраивались свободные площади для работы. В конце концов именно на кафедре высокомолекулярных соединений и органического синтеза выкристаллизовалось межфакультетское сообщество химиков, физиков и биологов. И не один физик впоследствии именно на ней защитил свою кандидатскую или докторскую диссертацию.

Возглавлявший Иркутский университет в 1990-х годах доктор химических наук профессор Фёдор Карлович Шмидт говорит о тридцатилетии 1960 – 1980-х как о самой яркой поре всего вуза и, в частности, его химического факультета. «Иркутский университет, – вспоминает он, – по уровню научных исследований стоял тогда на несколько порядков выше остальных вузов города. И в этом была безусловная заслуга проректора по научной работе Анастасии Васильевны Калабиной. В немалой степени её энергией была организована на химическом факультете лаборатория физических методов исследования и приобретён дорогущий по тем временам (ценой в 100 тысяч долларов!), зато уникальный прибор – спектрометр ядерного магнитного резонанса. Кроме как на химфаке, такого прибора тогда не было нигде в Иркутске; даже научные сотрудники Иркутского академического института органической химии (ныне Институт химии имени А.Е. Фаворского СО РАН), пользуясь гостеприимством университетских химиков, исследовали на нём свои образцы.      

Она была не только талантливым учёным и смелым исследователем, храбро выводящим науку из «чистых чертогов» в неуютную зыбь промышленных химических производств. Её ученица, ныне исполняющая обязанности заведующей кафедрой органической химии, кандидат химических наук Ольга Александровна Эдельштейн недавно очень точно определила две миссии, до конца выполненные Анастасией Васильевной: «Калабина заложила две школы: научную и человеческую».

О том, что она, сама начинавшая восхождение с самой низкой социальной ступеньки, материально поддерживала нуждавшихся лаборантов своей кафедры, знают только те, кто получал её помощь. Это к вопросу, сколько она получает в месяц, брошенному ей в лицо. Но вот о том, что Анастасия Васильевна Калабина «буквально тянула в науку молодых и способных», в университете помнят многие (не только естественники, но и гуманитарии) – все, чья судьба сложилась успешно благодаря ей. «Это был ещё один её дар, – уточняет нынешний декан химфака доктор химических наук Алексей Гаврилович Пройдаков, – брать за руку и вести в лаборатории».

Работать под её началом было интересно: она никого не давила своим авторитетом и никогда не боялась умных учеников, что далеко не всем маститым и увенчанным даётся легко. Как следствие, десятки её прямых последователей по научной школе обладают самостоятельным почерком в науке! Среди них и ныне действующий ректор ИГУ – доктор химических наук, профессор Александр Ильич Смирнов. Но и те, кто защитил свои докторские диссертации «не у Калабиной», кто в мир высокой академической науки ступил с порога не её кафедры – а это добрая половина сотрудников крупнейшего на востоке России Иркутского института химии имени Фаворского СО РАН, включая его директора, доктора химических наук, академика РАН Бориса Александровича Трофимова, – считают себя «выпускниками её школы жизни».

Она проложила в хитросплетениях высокомолекулярных соединений свой отважный след, который со временем становится всё очевиднее и чётче. А в человеческих отношениях, более сложных, чем самые удивительные сочетания микрочастиц, утвердила свой стиль – высокой нравственной пробы. Это и составляет её наследство. Но, к сожалению, далеко не полное. Потому что его сердцевина, его самая значимая часть истаяла, словно растворившись, в пространстве времени. Созданной Анастасией Васильевной Калабиной кафедры высокомолекулярных соединений и органического синтеза, в пору её жизни достойно представлявшей химическую науку на самых высоких  научных форумах, сегодня на химфаке нет. Есть мемориальная доска в память о ней на фронтоне старого университетского корпуса на правом берегу Ангары; есть её большой портрет в нынешнем здании химического факультета, что на ангарском левобережье. Но самой кафедры больше не существует. По злой иронии судьбы именно её кафедра стала одной из жертв администрирования недалёких московских чиновников от науки.

Такая вот случилась трагедия с талантливым, честным, мужественным сибирским учёным, которому уже не защитить детище всей своей жизни.

Может быть, за него вступятся коллеги и ученики Анастасии Васильевны? Она ведь им завещала своё наследство…

 

МОЙ ОРГАНИЧЕСКИЙ СИНТЕЗ

Академик Б.А. Трофимов

 

Впервые я заинтересовался химией в школе. Яркий и талантливый учитель химии Владимир Захарович Коган открыл мне — 12 летнему мальчику — чарующий и загадочный мир молекул, атомов и электронов. Невидимые и в тоже время вездесущие, они, оказывается, основа всего, что нас окружает — солнца, луны, звезд, ветра, дождя, снега, цветов, а также меня самого, моих мыслей, устремлений и памяти...

Памяти, которая часто возвращает меня в детство, в забайкальский город Читу, где я родился в далеком 1938 году. Память рисует мне разные картины, часто это розово-фиолетовые сопки, покрытые весной цветущим багульником. Я вспоминаю голубовато-серебристый отблеск луны на бархатном зимнем небе и ослепительные искорки снежинок, мою молодую (очень молодую) маму. Она, радостно смеясь, бежит и тащит за собой санки. В них я — трёхлетний (а, может быть, четырёхлетний) ребенок... И всё это — игра, причуды и фантазии молекул, их метаморфозы, подчиняющиеся Божественным Законам. Я хотел знать эти законы. Я мечтал проникнуть во внутреннюю жизнь молекул и понять их поведение. Зачем? Чтобы самому создавать новые молекулы, ещё неизвестные людям, соединять эти молекулы друг с другом и получать неизвестные вещества с неизвестными свойствами.

Первый, очень простой химический синтез, проведенный в школе (реакция «Серебряного зеркала» — сегодня мы относим такие синтезы к нанотехнологиям), позволил мне, мальчику, почувствовать себя настоящим творцом. Затем был ацетилен, получаемый из карбида кальция, его крайне взрывоопасные смеси с воздухом, его взрывчатые медные и серебряные производные, домашний порох и динамит и многие другие опасные, но захватывающие вещи. Бог хранил меня. Мои занятия были настоящей головной и сердечной болью для моей семьи и беспокойством для соседей. Но это было действительно потрясающе!

Неудивительно, что профессией я выбрал химию. Окончив школу с золотой медалью, поступил в Иркутский государственный университет. Конечно, на химический факультет. Удача сопутствовала мне. Моя научная деятельность началась на стыке химии природных соединений (фенолов) и ацетилена (моя первая детская любовь) под руководством профессора Анастасии Васильевны Калабиной, добрейшего человека. Её исследования относились к классической русской химической школе, созданной академиком Алексеем Евграфовичем Фаворским. Она представила меня профессору Михаилу Федоровичу Шостаковскому, знаменитому ученику академика Фаворского. Позднее я познакомился с семьей Фаворских в Ленинграде, с его дочерьми — профессорами Татьяной Алексеевной и Ириной Алексеевной (выдающимися химиками-органиками) и с внуком академика Фаворского — Иваном Никитичем Домниным (ныне профессор, активно работает в области химии ацетилена). Тогда я был частым гостем Ленинградского университета, консультировался у профессора Татьяны Ивановны Темниковой — тоже ученицы Алексея Евграфовича. Её учебники по теоретической органической химии до сих пор остаются непревзойденными. Таким образом, я оказался под влиянием идей, воззрений и традиций лучших представителей российской химической науки.

В 1961 году я окончил Иркутский государственный университет с отличием. Моя дипломная работа, выполненная под руководством профессора А. В. Калабиной, была посвящена винилированию фенолов ацетиленом под давлением. Мы впервые синтезировали арилвиниловые эфиры в водной среде. Тогда для всех это было необычно и неожиданно (в то время фенолы винилировали в диоксане). Сегодня любой органический синтез в водной среде расценивается как вклад в «зелёную химию». После окончания университета меня приняли в Иркутский институт органической химии Сибирского отделения АН СССР, тогда только что организованный М. Ф. Шостаковским, где работаю до сих пор. Теперь это Институт химии им. А. Е. Фаворского СО РАН.